Интервью с актером театра "Черный квадрат" и студии "Квартал 95" Алексеем Курилко: "Злодеям, как и гениям, тоже нужен адвокат"

Алексей Курилко: "Каждый писатель, рассказывая о другом, в первую очередь рассказывает о себе""
О воссоздании жанра радиоспектакля, мистических знаках при подготовке "защиты" Булгакова, духовной близости с Иудой, о способностях генной памяти и большом будущем радиотеатра
— Алексей, вас так много: писатель, режиссер, радиоведущий, сценарист... Кем вы себя позиционируете? — Писатель. По крайней мере, хотелось бы соответствовать именно этому статусу. Другое дело, в наш грустный век мало кто читает. Кто-то видел меня в "Квартал 95", кто-то в театре "Черный квадрат". Потому, встречая меня впервые, иногда спрашивают: "Вы из "Черного квартала"?" В этом своя правда. Я где-то между театром и КВН, между искусством и эстрадой. — Как пришла идея возобновить радиотеатр? — В детстве меня, как и всех детей, днем заставляли спать. Делать я это не любил, потому просто закрывал глаза и слушал радиоспектакли. Конечно, не все понимал, но мне нравилось. Став взрослым, я решил, что такой радиотеатр надо возобновить. Началось с малого: в утреннем радиоэфире я читал стихотворение известного поэта, причем не "ржаку" от Губермана, а Цветаеву, Бродского, Есенина. Слушателям понравилось. Потом решили один час посвятить жизни какого-то гения. Мы сделали передачу о Мэрилин Монро, после которой на радиостанцию посыпались звонки с просьбой продолжить. Так родился первый проект "Слово в защиту гениев и злодеев" — серия радиоспектаклей из жизни знаменитостей, которых в зале суда защищает адвокат. Завершался спектакль фразой: "Вы за или вы против?" После шестого выпуска слушатели стали звонить, появились даже фанаты, и я понял — это интересно! За год записал 60 выпусков. А следом за ними 20 радиоспектаклей цикла "Жив Курилко", где читал свои произведения. Сейчас я увлечен новым радиопроектом — "Литературные беседы у камина" с литератором Андреем Дмитриевым. Затрат меньше, чем в "Слове в защиту". Ведь это все на личных инициативах, звукорежиссеру не платят за то, что он ночами вырезает, накладывает музыку, выравнивает звук. — Еще остались звукорежиссеры, которые работают "за еду"? — Нет, только моя женщина — Анна Шидловская, которая по совместительству мой звукорежиссер, менеджер и правая рука. Несет со мной все тяготы. — Зачем защищать гениев? — Сейчас такое циничное время, когда начинающий критик или писатель, чтобы прославиться, поливает грязью имя какого-то гения. Я не буду называть имен, но практика распространенная. Вот и решил, что гениям и злодеям нужна защита. Чтобы их не "измельчили", им нужен адвокат. Так и родилось "Слово в защиту". Вообще, это шоу очень интересно мне самому. Знакомясь с биографией, я подаю ее с позиции адвоката, который может прийти в суд невыспавшийся, или с похмелья, или честно сказать, что подзащитный ему не нравится. У него есть ворон, с которым он часто спорит. Кстати, Невермор появился случайно: надо было срочно сдавать программу в эфир, и вдруг я слышу, что неправильно сделал ударение в слове. Все, думаю, не простит мне академик Лихачев! А звукорежиссер говорит: "Давай вставим карканье ворона? Тогда ошибку не так будет слышно". Ворон каркнул, а мне пришлось вставить фразу: "Я сегодня пришел с вороном, ваша честь, извините, не с кем оставить. Невермор, веди себя прилично!" Так этот персонаж оказался в спектаклях. — С гениями понятно, но к чему поэтизация злодеев? Мода? — Если вдуматься, злодейство — это тоже талант, просто страшный. Гитлер какой харизмой обладал — люди падали просто, как девочки на выступлении "Битлз"! Специально распечатал несколько его речей: "Мы великие! Победа будет за нами!" Банально, но какая харизма и мастерство, отработанное годами! Вообще, я не люблю ярлыков. Давайте на каждого смотреть объективно. Недаром Станиславский говорил: "Ищите в отрицательных персонажах положительное, а в положительных — отрицательное, так образ получится живым". В радиоспектаклях я пытаюсь понять, почему человек совершал зло. К примеру, Калигула. У него была интеллигентная мама, отец — гуманист, талантливый полководец. Калигула был светлым ребеночком, любимцем полка. Как из этого ангела вдруг вырос монстр? Только ли он виноват, а может — время, окружение, болезнь. — Вы даже на Люцифера замахнулись с защитой! Не страшно было? — Скорее интересно. Люцифер переводится как "Несущий свет", любимый архангел Господа. Да, он восстал против собственного Отца, но такова наша сущность — восставать против того, кто тебя создал, спорить с отцами. Вообще, мы впадаем в крайности: либо повторяем ошибки родителей, либо бунтуем против их воли. Либо пытаемся им угодить, либо делаем все назло. Так и Люцифер. Я не боюсь об этих темах говорить. Думать нам Бог не запрещал! Кто знает, что было между Богом и Люцифером? Может, ему доверено самое главное — взять на себя осуждение, предательство. У Люцифера своя роль, и Бог о ней прекрасно знает. — Случалось ли что-то мистическое? Ну, к примеру, Гитлер с Люцифером не приходили во сне? — Нет, было другое. Погружаясь в историю персонажей, у меня было ощущение, что я все это раньше знал и видел. Генная память, видимо. А еще были разные знаки: например, пишу о Булгакове, включаю телевизор, а там "Дни Турбиных", а на другом канале через время — "Белая гвардия"... Или мне назначают пробы в районе Андреевского спуска. — Вашими подзащитными побывали Шекспир, Уайльд, Клеопатра, Калигула, Че Гевара, Муссолини, Пиаф... Какой из них вам ближе? — Второй по "близости духа" — Владимир Высоцкий. Первого же я так и не сделал, но пусть это останется тайной. Еще мне очень близок Иуда. Первая повесть, которую я написал в 24 года, была "Записки Иуды Искариота". Я тогда начал читать Библию. Как-то поймал у Борхеса мысль, что, может быть, Иуда — самый любимый и верный ученик Христа. Стал это развивать. Написал первую часть, ее даже издали в журнале "Крещатик". Потом вторую, ее тоже напечатали. Эта тема словно не отпускала меня. Мало того — мне предложили написать сценарий для фильма. Написал, мне даже заплатили, но фильм так и не сняли. Может, сейчас не время. Тогда же я пришел в "Черный квадрат", где все восторгались руководителем, каждое его слово — закон. И я вдруг поймал себя на мысли, что Иуда испытывал нечто подобное, будучи среди учеников Христа. Я вообще скептик. Уважаю руководство, но обязательно проверяю. У каждого свой Иуда. Мой — человек тяжелой судьбы, но у него есть чувство юмора. — А зачем вы вытаскиваете грязное белье, например, у Булгакова — что он делал аборт своей первой жене? — Но ведь это же было! Я не строю сюжет только на негативах, а описываю обстоятельства, при которых это случилось. В монографиях грешат однобокостью: герой либо плохой, либо хороший. Тот же Быков так написал о Есенине, словно Сергей только то и делал, что бухал беспробудно и деградировал. А, простите, когда же он писал? — Какое на ваш взгляд будущее у радиоспектаклей? — Огромное будущее, и эту нишу нужно занимать! Ведь мы замкнуты на себе, ходим по улицам в наушниках, не желая слышать, что говорят вокруг. Потому аудиоформат будет востребован все больше. Пока ваши уши свободны, мы будем искать варианты, чем их занять. Радиоспектакли — не осколок "совка", а целое искусство. Актеры выстраивались в студии и разыгрывали пьесу, причем так умело, чтобы слушатели по голосу понимали мимику, состояние. Я пока делаю это сам, а в соучастники беру воображение слушателей — и чем оно богаче, тем лучше. Вообще, мой слушатель думающий, спорящий, где-то иногда не согласный со мной, живой и чувственный, особенно к юмору. У каждого
человека — свой
Иуда. У моего есть
даже чувство юмора Нынче критики
часто поливают
грязью гения,
чтобы прославиться