Российский поэт Андрей Орлов (Орлуша): "Многие мои друзья из России считают себя украинцами"

Автор фото А. Гвоздков"
Накануне приезда в Украину оппозиционный поэт дал интервью "Сегодня" и рассказал о дружбе с Макаревичем, сигналах из Кремля и "нелегальной" вышиванке из Крыма
— Андрей, в отличие от вас немногие русские могут сегодня позволить себе открыто говорить властям разные гадости.
— Во-первых, никакие гадости я властям не говорю. Если вы называете правду гадостью, мне это, по меньшей мере, странно слышать. Во-вторых, я говорю то, что думаю, что меня волнует, и то, что чаще всего соответствует действительности. И разговариваю я со своими читателями и слушателями, а не с властью. Если бы я хотел говорить с властями, я бы писал им письма, обращался в суды.
— А вам часто кошмары снятся?
— Не дождутся! Мне снятся веселые, разноцветные, иногда даже эротические сны, поверьте, власть на это повлиять не сможет.
— Уверена, вам не раз могли угрожать или мягко так просить, промолчать по тому или иному поводу.
— Угрозы и совсем не мягкие предложения промолчать были, есть и будут. Но исходят они от комментаторов и доброжелателей в интернете. Я их даже коллекционирую, но надеюсь, они никогда не попадут на глаза моей маме. От властей же даже скрытых обращений ко мне за последние лет 8-9 не было. Я ведь не газета и не телеканал. Надо мной не стоит ни акционер, ни куратор из Кремля, который может позвонить и припугнуть. Большинство людей, о которых я пишу, знаю лично. С Путиным я знаком с 1996 года. В свое время я делал предвыборную кампанию Межрегиональному движению "Единство", которое уже без моей помощи выросло в нынешнюю "Единую Россию", а тогда должно было оттащить голоса у блока Виктора Черномырдина "Наш дом – Россия". На фотосъемке, которую я организовывал, как раз познакомились Шойгу, Карелин и Гуров – первая тройка избирательного блока. С этими и другими людьми я и сейчас пересекаюсь на разных крупных мероприятиях или просто в ресторанах. Мы знаем друг друга, с кем-то здороваемся, с кем-то нет. То есть, если бы мне кто-то хотел передать сигнал, у него для этого есть очень много возможностей.
— Некоторые мои коллеги после просмотра последнего вашего ролика "Я украинец" решили, что это своего рода пиар вашего концерта в Киеве. Что можете ответить на это?
— Если то, чем я занимаюсь последние полтора года, кто-то воспринимает как пиар моих выступлений в Украине, тогда это должны быть действительно очень серьезные концерты (смеется). Как показали мои предыдущие приезды в вашу страну, у меня есть слушатель и без декларации того, что я – украинец. На днях у меня был концерт в Лондоне, но я ж не записывал ролик, где называл себя русским эмигрантом, который хочет стать англичанином. Этот ролик – моя политическая декларация. Многие мои друзья в Киеве тоже называют себя украинцами, хотя по национальности они, например, евреи. Я не менял национальности, а просто задекларировал то, что посчитал нужным. В данный момент я намного больше себя ассоциирую с Украиной, как с государством, нежели с Россией. Полтора года назад я написал:
А после Донбасса и наших в Крыму
Вопрос оголяю до сути:
Я русский забыл бы уже потому,
Что им разговаривал Путин.
Сегодня я дистанцирован от того, что творит официальная власть моей страны еще на порядок больше. Так же, как и я, в разговоре очень многие мои друзья говорят, что по политическим и жизненным убеждениям считают себя украинцами.
— Ваше заявление официально будет подкреплено – я имею ввиду украинский паспорт, или вид на жительство?
— Я много времени провожу за границей, не только в Украине, хоть в вашей стране я действительно бываю часто. Вынужденная эмиграция возможна у любого человека, если в родной стране ему становится невозможно дальше жить. Конечно, если мне начнут угрожать, я поеду туда, где мне не будут угрожать. Это не физический страх, а вполне естественное желание жить в безопасности. Никто не хочет получить несколько пуль в спину, как Борис Немцов.
— Как вы думаете, реальные результаты расследования убийства Бориса Немцова когда-нибудь станут известны общественности?
— Как бы ни велось расследование, оно никогда не приведет к реальным заказчикам. Ведь они не настолько глупы, чтобы говорить тем, кому поручают заказ, кто они на самом деле. Представьте, что у вас в руках часть цепочки, сантиметров пять из двадцати. Вы сможете ответить, откуда она начинается? Нет, потому что она оборвана. Здесь тоже самое. Мне сложно говорить об этом, потому что я с Борисом действительно дружил. При это я – противник кампании по переименованию моста его именем.
— Почему?
— У власти находится тот же режим, который Бориса и убил. Сегодня переименование моста его убийцами я считаю оскорблением памяти Бориса. Когда сменится власть, это уже можно и нужно будет сделать. Сейчас же это не победа либеральной оппозиции, а мелкая подачка от власти.
— Вы недавно вернулись из Крыма. Как там сейчас обстановка?
— Я бываю в Крыму по нескольку раз в год, начиная с 1976 года. Там жили и живут многие мои друзья. В Ялте, например, у моей бывшей, и, возможно так случится, будущей жены находится дом. Раньше в Крыму я себя чувствовал как дома, а сейчас там все по-другому. Большинство знакомых мне россиян, живущих в Крыму, не поддерживают аннексию полуострова. Они, возможно, даже более проукраинские, чем их соседи-украинцы, Лучше всего обстановку оценил таксист в Коктебеле, который сказал мне: "Раньше тоже было невыносимо, но сейчас же совсем пиз*ец". Видно, насколько молчаливыми и осторожными стали татары на рынках. Но все равно, обрывки украинской речи я иногда слышал, как и украинские песни на набережной в Ялте (напевает "Я не здамся без бою" "Океана Эльзы". — Авт.). Даже в магазине на мое "дякую" мне отвечали "будь-ласка". Но все украинские сувениры там сейчас продаются из-под полы. Вот купил себе брелок с надписью "Ялта, Крым, Украина" и красивую вышиванку. В целом, таким Крым я не видел даже при советской власти. Впечатление одно – уныние
— Благодаря таким людям как вы и Андрей Макаревич у украинцев остается надежда, что не все еще потеряно для русского народа. Как думаете, что Россию еще может спасти?
— Я думаю, что реальные шансы на это находятся между "крайне мало" и "никогда". Ни одного шага назад к миру сделано не было. Была только имитация этого движения, а потом все равно делался шаг вперед, к продолжению конфликта. Никакие ни санкции, ни потеря репутации в мире, ни падение экономики никого не пугают. Я давно не политолог, я никогда не был конспирологом, и не могу влезть в голову Путина. Что касается большинства москвичей, то я думаю, они начинают забывать о войне у Украние. То есть эта тема в разы меньше стала подниматься в разговорах, в главных сводках новостей.
— Что вы обсуждаете с вашими друзьями Андреем Макаревичем и Михаилом Ефремовым, кроме политики и творчества?
— Когда мы собираемся вместе, то, наоборот как раз, не говорим о политике и творчестве. Обычно мы видимся не на митингах и концертах, а в более спокойной обстановке. Мы вместе можем смеяться, плакать, выпивать. Наша дружба – это не политический альянс, как могут некоторые подумать. Мол собрались три нацпредателя и решают себе, как бы получить побольше денег, или когда снова поехать "скакать" на Майдане. С Ефремовым я познакомился в Крыму 8 мая 1978 года. С Макаревичем еще раньше, на его концерте в лагере "Спутник" в Гурзуфе в 1976 году. Мы действительно друзья, а не просто случайно оказавшиеся в "белом списке" люди, куда нас записало Министерство культуры Украины.
— Кстати, как вы к этим спискам вообще относитесь?
— Мне приятна компания, в которой я оказался. Но, мне кажется, что перед тем, как включать людей в этот хоть и хороший список, нужно было их самих спросить, хотят ли они в этом списке быть. При встрече с министром Кириленко я задал вопросы ему по поводу этих списков, и получил на них вполне вменяемые ответы. У нас есть планы на несколько совместных проектов. Пока же, пользы от того, что я в этом списке, особой нет. Последний раз когда я ездил во Львов, я все равно объяснял пограничникам и офицерам СБУ цель своего визита. То есть на границе "белый список" не работает. Кроме того, мне за него даже шоколадку не подарили, а это обидно (улыбается).
— Как бывший политтехнолог, вы следили за выборами в нашей стране?
— Следил. Очень заметно было отсутствие в этих выборах российских команд политтехнологов, хотя некоторые люди все равно продолжают работать в Украине. У меня есть ощущение, что в Украине из-за военного конфликта появилось некоторое пренебрежение к предвыборной агитации на русском языке. Но как политтехнолог я считаю, что часть агитации должна была быть двуязычной — поверьте, воздействие от нее было бы сильнее, в Киеве так точно. Многие думали, что если напишут лозунг на украинском языке, нарисуют рядом трезубец и все это на фоне желто-синего флага, то сразу завоюют сердца избирателей. Теперь же главное, чтобы у Украины хватило сил не свернуть с пути исполнения тех деклараций, которые были заявлены. Если векторы все сохранятся и политики народ не обманут, то Украину ждут действительно новые шансы развития. Пожар всегда дает возможность подумать, как по-новому построить дом. Если после трагедии, на пепелище появится такая же старая избушка с туалетом на улице, значит, пожар ничему не научил.
— Поэт Дмитрий Быков вас назвал "главным русским поэтом нашего времени". Вам это льстит?
—На самом деле, там есть продолжение этой цитаты, где Дима добавил, что главный – это еще не означает лучший. Сказано это было примерно 10 лет назад, когда я неожиданно накануне своего 50-летия начал писать. Быков – сильный критик, и эта оценка скорее не моего творчества, а эффект воздействия моих стихов на новую на тот момент аудиторию в интернете. У Димы – чудовищная работоспособность. И пока мы сейчас с вами разговариваем, он уже успел прочесть четыре книжки и одну написать (смеется).
— От некоторых ваших стихов читатели смеются до слез. А вас самого сложно рассмешить?
— Я вообщем-то люблю смеяться, особенно когда собирается хорошая компания. В основном мы смеемся над собой. А еще мне нравится творчество карикатуристов, например, Гэри Ларсона, над чьими работами я могу смеятся в голос каждый день.
— А когда последний раз плакали?
— Честно говоря, не помню, но вообще-то я – плаксивый персонаж. Могу иногда эмоцию выпустить и слез своих не стесняюсь.
— Требуете ли вы тишины, когда творите?
— Я начал писать стихи, чтобы смешить друзей. Поэтому и сейчас могу что-то придумывать, даже в разгар шумной гулянки. Но, естественно, это не касается лирических стихов. Когда замысел есть, стих рождается достаточно быстро и где угодно. Причем почти всегда я себя не правлю.
— Кстати, а за сколько по времени вы написали "А в Кремле зазвонил телефон"?
— Этот стих был написан за полтора часа, в пробке в такси, по дороге в концертный зал "Крокус Сити Холл". В этот вечер у нас был спектакль "Господин хороший". Раньше у нас была одноименная регулярная программа на телеканале "Дождь", где мы делали семь новостных стихов и роликов в неделю. Так вот, за день до концерта мы сидели у меня дома с Андреем Васильевым (продюсер "Господина хорошего". — Авт.) и обсуждали новости. Мы решили, что смеяться над бомбежками в Сирии, довольно странно. А тут как раз Путин дал интервью Соловьеву. Посмотрели видео и заметили, что почти во всех случаях слово "война" Владимир Владимирович заменяет на слово "работа". Так и родилась идея кавер-версии на стихи Чуковского. Прошу понять, что многие мои стихи ближе к жанру частушек или политических куплетов, нежели к поэзии высокого стиля. "Телефон" – это рифмованная реакция на новости. Продюсер проекта Андрей Васильев (создатель и бывший шеф-редактор украинской газеты "Коммерсант". — Авт.) называет жанр, в котором мы работаем ньюзикл, то есть новости, положенные на музыку и стихи.
— В прошлом году вы написали стихотворение о трагедии Боинга. О событиях на Синайском полуострове вы планируете что-то написать?
— Когда эта трагедия случилась, у меня были выключены телефон и компьютер на три дня. Я так всегда делаю, когда отмечаю свой день рождения. Поэтому я узнал о случившемся позже, чем другие. Я — не газета или журнал, чтобы в обязательном порядке откликаться на подобного рода события. Несмотря на это, к проекту Орлуша я сейчас отношусь как к достаточно влиятельному средству массовой информации. Как Андрей Орлов я, конечно, не мог не среагировать, но как Орлуша посчитал, что писать об этом не буду. Про чудовищные теракты в Париже я пишу в этот момент, и киевляне будут их первыми слушателями.
— На выступлениях в Киеве (17 ноября, клуб Atlas) и Одессе (19 ноября, клуб Terminal 42) вы планируете посвятить пару строк политикам нашей страны?
— Я сам не люблю, когда человек приходит в гости и тут же начинает рассказывать, что ему не нравится в этом доме. Если бы я жил в Киеве, знал все проблемы, то вполне бы мог себе это позволить. А так, смеяться над оговорками Кличко, например, считаю дурным тоном.
На своих выступлениях я всегда читаю что-то новое. Примерно половина людей, которые приходят на мои чтения, знают меня по "Фейсбуку". Я никогда не составляю программу своих выступлений. Все зависит от моего личного настроения и настроения публики в зале. У меня бывало такое, что люди приходили два дня подряд на концерты, и видели две абсолютно разные программы. Так что, единственное, чего вы не услышите на моих выступлениях, так это шуток по поводу украинских политиков. А, впрочем, как пойдет.