Без права на улыбку: Бастер Китон — единственный человек, которого боялся Чаплин - «Новости кино»

Конечно, читать статью о комике, вместо того чтобы смотреть его скетчи, — это почти то же самое, что складывать пазл с видом Реймского собора, вместо того чтобы поручить это кому-нибудь другому. Но биография «комика с каменным лицом» Бастера Китона так самобытна, что буквы и слова ее ничуть не портят.

Из колыбели в водевиль

Это был, пожалуй, самый странный номер в истории американского шоу-бизнеса. Или самый скандальный. Главное, что билеты на шоу «Трех Китонов» распродавались бойко. Сначала на сцену выходила супружеская пара. Они переругивались, срываясь на крик. Затем начинали кидаться друг в друга подвернувшимся под руку реквизитом.

Кульминация номера — выход на сцену их маленького сына. Отец семейства ловко брал отпрыска под мышку и со всей силы швырял в склочную супругу. Иногда мальчик улетал за кулисы, иногда падал на сцену, а пару раз попал в оркестровую яму. Но где бы ни оказался младший Китон, он тут же вставал, отряхивал крошечный сюртучок и с пресерьезным выражением лица говорил: «Прошу прощения, я упал».

Мальчика для кидания, родившегося 4 октября 1895 года, звали Джозефом Фрэнком. Точнее, его так не звали, потому что уже в полуторагодовалом возрасте он получил более емкое и яркое прозвище. Автор прозвища — фокусник Гарри Гудини, гастролировавший с семейством Китонов и ставший свидетелем оглушительного падения мальчугана с крутой лестницы одного из провинциальных отелей. Вместо того чтобы переломать себе кости или хотя бы заорать во весь голос, сынок Китонов лишь сел на попу и безучастно огляделся. Гудини с восторгом воскликнул: «What a buster!» — что переводится примерно как «Какой сногсшибательный малый!». К четырем годам Бастер Китон был популярнее любого другого ребенка, выступавшего со своими родителями в жанре водевиля. Мальчик еще не научился толком говорить, зато точно знал, как падать так, чтобы не было бо-бо.

На дворе был 1900 год, и в обществе мало-помалу формировалось представление о том, что детей нужно защищать. Поэтому, в какой бы штат ни заехали «Трое Китонов» со своими гастролями, уже после первого выступления их вызывали в госучреждение для разъяснительной беседы. В разных штатах находчивые супруги выкручивались по-разному. Например, в Массачусетсе на вопрос властей «Сколько лет мальчику, которым вы кидаетесь на сцене?» миссис Китон, подбоченившись, ответила: «Спросите у его жены!» В итоге массачусетская общественность пришла к утешительному выводу, что мальчик на самом деле не мальчик, а карлик и, значит, его можно швырять сколько душе угодно.

В Нью-Йорке власти оказались менее доверчивы. Китонов вместе с сыном вызвали прямо к мэру и потребовали раздеть мальчика, дабы удостовериться, что его кости целы. Процедура медицинского осмотра так полюбилась властям штата Нью-Йорк (вот здесь бы, кажется, родителям и стоило обеспокоиться), что уже через пару лет маленький Джозеф начинал раздеваться, едва завидев шедшего к нему полицейского. «Хитрость заключалась в том, — рассказывал уже взрослый Бастер, — что закон запрещал использовать детей в акробатических номерах, заставлять их жонглировать, ходить по канату... А вот про швыряние детьми ничего сказано не было». Так что перед законом Китоны были чисты. И на афишах Бастер по-прежнему анонсировался как «маленький мальчик, который не ломается».

Шло время, Бастер рос, а вместе с ним росла и его роль в семейном трио. Его уже не кидали, теперь он падал сам. А кроме того, вставал на голову, запрыгивал на шторы и вообще ни в чем себе не отказывал. Времени на акробатические и прочие тренировки у парня было предостаточно, ведь он не учился ничему другому. Науку чтения и письма Бастер освоил не в школе, а под руководством матери и, по собственному признанию, гораздо позже своих ровесников. Возможно, творческая семейная идиллия продолжалась бы еще много лет, если бы отец Бастера не пристрастился к бутылке. И не к одной, а ко множеству. Бастер тяжело переживал алкоголизм отца. Стремясь уехать подальше от родителя, вплотную занявшегося саморазрушением, совершеннолетний Китон оказался в Нью-Йорке.

Попадание в кадр

«Мне остается только надеяться, что однажды, когда я уйду на покой, люди будут вспоминать обо мне так же, как о Китоне. Он добился невероятного уважения своей работой».

Джеки Чан

«Что за гений, что за изобретатель!.. Каждый раз, когда я вижу, что вытворяет на экране этот парень, я говорю себе: «Ок, расслабься и наслаждайся, все равно ты никогда так не сможешь».

Джим Керри

«Говорят, Китон был гением. Я так не думаю. Эйнштейн был гением. А Китон был непостижим. Как, скажите, можно не паниковать, зная, что сейчас на тебя упадет стена весом в несколько тонн? А он преспокойно стоял в месте, куда должно упасть окно. Хотя ошибись Китон в расчетах на 20 сантиметров — и ему бы не сдобровать!»

Роско Арбакл по прозвищу Толстяк, талантливый комик и режиссер, отлично знал семейство Китонов. Поэтому, когда он как-то заметил на одной из улиц Нью-Йорка своего приятеля Бастера, тут же поспешил к нему.

— Ты когда-нибудь снимался в кино? — без всяких предисловий спросил Арбакл. Если он увлекался каким-то проектом, то плевать хотел на условности.

— Нет, — равнодушно ответил Бастер.

— Значит, будешь сниматься! Пойдем со мной, немного порепетируем перед съемками.

— Пойдем, — по-прежнему без выражения ответил Бастер.

Спустя неделю репетиций и проб Арбакл утвердил Китона на роль в своем фильме «Помощник мясника». Толстяк был на восемь лет старше Китона, но стал не только его учителем, но и близким другом. У него Бастер набрался педантичности и въедливости в работе, заразился перфекционизмом. Арбакл высчитывал все трюки с математической точностью и научил тому же Китона. Ведь оплошность могла стоить жизни. Ну или какой-нибудь части тела, что тоже неприятно.

«Помощник мясника» стал дебютом не только для Китона, но и для его знаменитого непроницаемого выражения лица и шляпы в форме «свиного пирога» — невысокой, с плоской верхней частью. «Честно говоря, я был так занят тем, что делают в кадре мои руки и ноги, что совершенно не думал, как поживает мое лицо. Уже позже, просматривая материал, я увидел его каменное выражение» — так объяснил Бастер рождение своего фирменного образа неулыбающегося человека.

В 1917 году, сняв с Арбаклом еще три успешных фильма, Китон отправился в армию: война как-никак. Китон так вспоминал армейские годы: «Я служил в пехоте в Калифорнии. Ну и во Франции побывал за четыре месяца до окончания войны. Командование решило отобрать группу солдат, умеющих петь, плясать, показывать фокусы. В итоге в одной дивизии примерно из 38 тысяч человек нас, артистичных, набралось 22 человека. Мы организовали шоу менестрелей и развлекали своим заунывным пением сослуживцев». Но даже при такой щадящей службе Китон ухитрился получить травму — застудил уши. Вылечившись, он отправился в Голливуд, где его уже ждали.

Сам себе режиссер

Арбакл и несколько других меценатов помогли Китону практически за бесценок купить так называемую «старую студию Чаплина», где великий комик в действительности не снял ни одного фильма. Собственно, Китону принадлежали 25 процентов студии, но зато он располагал абсолютной творческой свободой.
И 25-летний режиссер начал творить. «Сценарии всех моих фильмов, даже полнометражных, умещались на почтовой открытке». Бастер считал, что самое важное — это придумать начало и конец фильма. Все, что в середине, сочинялось уже непосредственно во время съемки. Сценаристам на студии пришлось бы несладко, поэтому их там и не было.

Основой всех фильмов Бастера были гэги, то есть нелепые и оттого смешные приемы. Любая инициатива, импровизация и валяние дурака в кадре приветствовались. Операторы Китона были приучены не выключать камеру, даже если в кадре происходило что-то странное. Фильмы выходили один за другим: «Соседи», «Три эпохи», «Невезение», «Лодка», «Наше гостеприимство», «Шерлок-младший», «Генерал», «Кинооператор» и множество других.

В среднем студия Китона выпускала по два полнометражных фильма в год и еще больше короткометражек. Китон сам не заметил, как стал богачом. А когда заметил, построил себе дом в Беверли-Хиллз, шикарную «итальянскую виллу», и нанял повара Вилли. Повар всегда сопровождал Бастера на съемки и готовил комику его любимые горячие питательные завтраки. Все трюки Китон проделывал сам и почти за десять лет лишь однажды сломал ногу. И никогда не рассмеялся в кадре. Нет, разве что пару раз в фильмах, снятых еще Арбаклом в 1917 году.

За пределами экрана

Несмотря на то что Бастер постоянно был в центре внимания, он не отличался коммуникабельностью. Журналисты, бравшие интервью у Китона, возвращались в редакции озадаченные, а часто и без стоящего материала: разговорить комика было непросто. Многие мечтали войти в ближайший круг друзей Китона, но он был пристрастен в выборе знакомых. Верный признак того, что Бастер все-таки решил включить кого-то в круг приближенных, — если он начинал над этим человеком подшучивать.

Во время съемок «Генерала», одного из самых известных его фильмов, Китон устроил веселую жизнь исполнительнице главной роли Мэрион Мэк. «Мы снимали на натуре, летом. Как-то во время разговора Бастер узнал, что каждое утро я езжу на велосипеде купаться — довольно далеко от места, где проходили съемки. И вот на следующий день я вылезаю из воды и обнаруживаю, что моя одежда связана такими узлами, которые не развязать. Пришлось возвращаться обратно на велосипеде в одном купальнике. Подозреваю, что я порядком скандализировала местных жителей». А когда похолодало, Бастер подвесил Мэрион вниз головой над озером, покрытым тонким слоем льда. «Грим потек, юбка задралась, ужас!» После того как Мэрион наконец освободили, она отвесила Бастеру такую оплеуху, что у него образовался синяк на пол-лица, и съемки пришлось остановить на неделю.

Китон получал от актрис не только оплеухи, но и более приятные знаки внимания. Тем не менее комик предпочитал заводить романы с обычными девушками. И чем короче были эти романы, тем лучше. За Бастером довольно быстро закрепилась репутация бабника, которая привлекала к нему еще больше молодых девушек. Такой вот замкнутый порочный круг.

Внешность Китона также способствовала успеху у дам. Тонкие черты лица, узкий нос и большие глаза — все вполне соответствует принятым в 1920-х годах стандартам мужской красоты. Кроме того, Бастер был отлично сложен, а постоянное участие в акробатических номерах позволяло ему оставаться в форме без посещения спортзала. (Извини, не хотели тебе напоминать.) Правда, была одна спортивная игра, в которую Китон мог играть без устали, — бейсбол. Во время съемок «Генерала», проходивших преимущественно в движущемся поезде, Китон мог остановить паровоз, если видел подходящее для игры поле.

Неровный брак

Весть о женитьбе Китона озадачила многих, особенно тех, кто знал о его бурной личной жизни и нежелании взваливать на себя обязательства. Избранницей Бастера стала 25-летняя Натали Толмадж, сестра жены одного из спонсоров студии Китона. Сестры Толмадж (их было три) были известными актрисами. Разве что Натали подкачала: она мало снималась, имела не столь миловидное личико и довольно непростой характер. Некоторые утверждали, что супруга Китона глупа как пробка. Якобы ее собственная мать как-то сказала, что слышит, как скрипит мозг Натали, когда она думает.

Будучи примерной католичкой, Натали настаивала на церковной церемонии, но Бастер, еще более примерный атеист, уговорил невесту на скромную гражданскую церемонию. Уже через три года он был счастливым обладателем двух сыновей, чьи фотографии не уставал демонстрировать всем подряд. Особенно радовались журналисты: наконец у них появилась беспроигрышная тема для разговора с неразговорчивым комиком. Бастер даже успел снять всю семью — родителей, Натали и сыновей — в фильме «Наше гостеприимство».

Мало кто знал, что проблемы в семье Китонов уже начались. Вернувшись в форму после рождения второго сына, Натали заявила, что отныне манкирует своими супружескими обязанностями. И если в предыдущие годы брака Бастер старался воздерживаться от измен, то после подобного возмутительного заявления, противоречащего самой человеческой природе, он вновь пустился во все тяжкие. Особенно запомнился современникам роман Китона с актрисой Кэтлин Кей, лишний раз подтвердивший теорию Бастера о том, что с актрисами лучше не связываться. Узнав, что комик задумал с ней расстаться, разъяренная красавица пробралась в гримерную Китона и разнесла ее, как заправский футбольный фанат. Кстати, гримерная располагалась уже не на студии Китона, а в «Метро-Голдвин-Майер», которая в 1928 году купила комика. Худшая сделка в его жизни.

Звук и прочие неприятности

Сравнивать Китона и Чаплина — все равно что сравнивать банан и яблоко. Они разные, и каждый прекрасен по-своему. Расскажем пару историй о взаимоотношениях фруктов-комиков.

Чаплин пригласил Китона в свой ностальгический фильм «Огни рампы» 1952 года. Особенно хорош дуэт комиков «Пианист и скрипач», в котором Чаплин-скрипач борется со своими короткими ногами, а Китон-пианист проламывает скрипку.

Чарли всячески отговаривал Бастера от перехода под студийное крыло «МГМ», предупреждая, что Бастер потеряет свободу творчества.

В своих поздних интервью Китон называл Чаплина «величайшим комиком немого кино».

В «немую» эпоху Чарли Чаплин и Бастер Китон устроили шутливое соревнование по количеству титров в своих фильмах: у кого меньше титров, тот и победитель.

Комики снялись вместе всего в трех картинах: в упомянутых ранее «Огнях рампы», в «Ужимках гольфа» (около 1920-х годов) и в «Звездах перед глазами» (1922 год). В последнем фильме Бастеру Китону досталась роль официанта, от которого, согласно титрам, «не дождешься ни разбитой посуды,
ни улыбки».

Первый запой Бастера продолжался полтора года. Однажды, отоспавшись и протрезвев, Китон обнаружил, что женился на медсестре по имени Мэ Скривен, с которой познакомился во время краткосрочного пребывания в одной из психиат-рических лечебниц Беверли-Хиллз.

Пришлось снова пить. На несколько лет Бастер практически выпал из жизни. Друзья не оставляли его, время от времени приезжая поиграть с Китоном в его любимую карточную игру — бридж, но вскоре понимали, что играют не с Бастером, а с десятком коктейлей, которые комик выпил вместо ужина.

К 1934 году Китон более-менее пришел в себя — после того как обнаружил, что ему не на что жить. Пришлось согласиться на работу, которую он так гордо отверг несколькими годами ранее. Китон снова снимал фильмы для «МГМ», теперь уже на условиях студии. В прежние времена ему платили две тысячи долларов в неделю, у него была личная гримерка, повар и прочие блага. Теперь гонорар Бастера составлял сто долларов в неделю плюс обед.

В 1936 году Китон развелся с медсестрой, обобравшей его напоследок до нитки. Бастер, с трудом поборовший алкогольную зависимость, решил, что отделался малой кровью. Теперь он интересовался женщинами постольку-поскольку, не обзывал говорящих актеров мартышками, был благодарен даже за небольшие роли и маленькие гонорары. Ему было всего сорок, а он вел себя так, будто жизнь кончилась. Да и выглядел не лучше: годы пьянства оставили след на знаменитом каменном лице. Единственное развлечение, которое регулярно позволял себе Китон, — безалкогольные вечеринки, на которых он играл в бридж с друзьями. И тут случилось чудо. Женского рода.

Счастливая карта

Придерживая шляпу рукой, она перебежала дорогу. Водитель такси, скучавший в ожидании клиента, даже присвистнул, увидев, как теплый ветер развевает юбку девушки. Вот эта хороша! Небось очередная актриса, их в Беверли-Хиллз пруд пруди. Ну что ж, можно пожелать ей успеха. С такими-то ножками, глядишь, добьется славы.

Элеонор нажала звонок рядом с большой деревянной дверью. Уже через минуту ей открыла унылого вида и неопределенного возраста служанка в грязном фартуке. Опередив девушку, служанка устало спросила:

– Вы в бридж играть? Идите в гостиную, там уже куча народу.

Не дождавшись ответа Элеонор, служанка развернулась и пошла прочь. Слегка улыбнувшись такому светскому приему, девушка зашла в прихожую, аккуратно вынула шпильку из шляпки и положила головной убор на комод перед зеркалом. Затем двинулась на шум голосов. Гостиная действительно была переполнена, в ней были люди самых разных возрастов. «То, что нужно!» — подумала довольная Элеонор. В последнее время она пристрастилась к бриджу и искала общества заядлых игроков. Одна из ее подруг по танцклассу на днях сказала, что бывший актер и режиссер Бастер Китон регулярно устраивает в своем доме вечеринки для всех любителей бриджа.

Конечно, Элеонор слышала про Китона от родителей. И кажется, ее, совсем маленькую, пару раз водили в кино на его фильмы. Но нынче в кинотеатрах столько новых картин, что не успеваешь уделять время старым. Кроме того, она профессиональная танцовщица и достаточно занята собственной жизнью, чтобы интересоваться кем-то, кто уже, кажется, канул в лету.

Китон заметил мисс Норрис не сразу. Один из игроков начал добиваться внимания Элеонор, отпуская в адрес девушки сомнительные комплименты. Когда наглец совсем распоясался, возмущенная мисс Норрис вскочила со своего места с типично женскими словами: «Да как вы смеете?!» Бастер поднял взгляд от своих карт и тут же увидел картину целиком: совсем молодая девушка, очень тонкая, гибкая, с волнистыми светлыми волосами, большими глазами, идеально прямым носом и пухлыми губами. Было бы кощунством не прийти на помощь такой красавице! Бастер немедля выгнал обидчика.

Через три года 44-летний Китон и 21-летняя мисс Норрис поженились.

Возвращение «каменнолицего»

«Оставьте его в покое, мисс, имейте совесть» — примерно в таких выражениях друзья Китона поздравляли с помолвкой его невесту. Но Элеонор не слушала советчиков и в назначенный день явилась для регистрации брака в компании матери. «Бастер выглядел настолько старше меня, что поначалу его приняли за жениха моей мамы». Отношения Элеонор и Бастера как нельзя лучше соответствуют пословице «За всяким великим мужчиной стоит великая женщина». Последняя супруга Китона вернула ему не только жажду жизни, но и популярность и заслуженное уважение.

Брак с молодой красивой танцовщицей вновь обратил на Китона взгляды общественности. Кинокритики начали припоминать его заслуги перед кинематографом. Китона принялись приглашать на телевидение, где он блестяще выполнял свои старые акробатические номера, воскрешая в памяти людей свои фильмы и вызывая желание их пересмотреть. В 1940-е Бастер срежиссировал всего два фильма, зато снялся в пятнадцати. Годы запоя и забвения примирили Китона со звуковым кино, и хоть он по-прежнему старался поменьше «трепаться» перед камерой, но с удовольствием демонстрировал свои старые гэги и снимался в эпизодах.

Благоразумность и бережливость Элеонор, а также увеличившиеся гонорары Китона позволили паре приобрести большой дом. Не такой, конечно, шикарный, как «итальянская вилла», в которой теперь жил Кэри Грант, но все же. Отношения с уже взрослыми сыновьями наладились, чему тоже поспособствовала Элеонор, и в 1960-е они уже начали привозить Бастеру внуков. Китон оказался идеальным дедушкой. Он не только был заботливым и терпеливым, но и, по воспоминаниям младшей внучки Мелиссы Толмадж, «мог с разбега запрыгнуть на бархатную красную штору и, используя ее как тарзанку, приземлиться на рояле». В гараже у Бастера хранились миниатюрные поезда, и, когда внуки купались во дворе в бассейне, он, заранее проложив рельсы, запускал к ним товарняки, груженные хот-догами, мороженым и банками с кока-колой.

Китону было уже семьдесят, но он все еще принимал участие в телевизионных шоу, охотно демонстрируя свои трюки. На все увещевания продюсеров и режиссеров быть осторожней Бастер с досадой отвечал: «О чем вы говорите! Я делаю это уже миллион лет!» В 1959 году Американская киноакадемия вручила Бастеру Китону специальную премию «Оскар» за вклад в киноискусство. Комик до последних дней не знал, что болен раком легких, наивно полагая, что у него бронхит, и продолжал сниматься в эпизодах (например, в комедии Стэнли Крамера «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир!»).

1 февраля 1966 года Китон умер у себя дома, рядом с молодой женой. «Накануне кончины Бастера к нам приходили друзья, мы играли в бридж, и он шутил», — вспоминала впоследствии Элеонор. Наверное, это счастливая смерть. Сложно сказать точнее, ведь даже на смертном одре, оставаясь верным себе, комик не улыбнулся.